– Я не буду мешать.
– Нет.
– Ну, можно я побуду у вас до утра, а? Мой рейс только в семь тридцать. Я сегодня с самолета на самолет, восемь часов в полете. А в перерыве – морг, опознание тела показания в милиции, объяснительные записки и бесчисленные заявления.
– Нет. Это все из-за вас, из-за вас. Будьте вы прокляты со своими деньгами, – сказала Вера и неожиданно позволила Шалымову остаться.
Эта ночь была самой страшной в его жизни. Он сидел в кресле с закрытыми глазами, тщетно пытаясь заснуть. Но вместо этого прислушивался к прерывистому дыханию Веры. Он вскакивал от малейшего шороха или стона. Иногда ему казалось, что он способен различить стук ее сердца даже из дальнего угла комнаты. Напрасно он взял на себя столь трудную миссию. Плохой из него получился утешитель – чуть бедную женщину в могилу не свел. Пару раз, когда тишину вдруг нарушали всхлипы, Шалымов стискивал зубы, чтобы самому не заплакать или не закричать. Впервые чужое горе он ощущал так близко, будто свое.
Он забылся только под утро и проснулся, едва забрезжил рассвет. Полчаса сна не принесли ни отдыха, ни желаемого успокоения. Вера уже поднялась и гремела на кухне чайником.
– Я рад, что вам лучше, – тихо сказал Шалымов, осторожно пробравшись на кухню. – Вера… Вера Прокофьевна, простите меня, если сможете…
– Господи, когда же вы, наконец, уйдете, – в изнеможении произнесла она и выронила наполненный чайник из рук.
– Ой, давайте, я помогу. Где у вас тряпка? А то сейчас протечет…
– Прошу вас, уходите.
– Ну, тогда до свидания. Извините. Да, вот еще что. Мы решили… То есть Совет директоров решил…, решил похоронить Алексея Ивановича в столице. Надеюсь, вы не будете возражать?
– Что?! Вы лишили меня мужа, а теперь хотите еще отнять у меня возможность приходить к нему на могилу?!
– Ну что вы, что вы, Вера Прокофьевна. Как вы могли такое подумать? Фирма, разумеется, купит вам квартиру в Москве. О работе не беспокойтесь – мы поможем трудоустроиться. Я и для вашего сына место зарезервировал. Закончит учебу – милости прошу. И должность престижную… и зарплату высокую… вам обоим… А если не захотите работать, то тоже нечего волноваться. Обещаю, что вы никогда и ни при каких обстоятельствах не будете нуждаться в деньгах. Гибель Алексея Ивановича – тяжелая утрата для нас. И в производственном смысле и вообще… Прошу вас, поверьте.
Вера ничего не ответила. Шалымов развернулся и потопал в прихожую в мокрых носках.
Декабрь 1995 г., Фамагуста, Турецкая Республика Северный Кипр
Шаги часового раздавались все громче. Бум-бум-бум-бум. Характерный стук американских солдатских ботинок по пустынной мощеной улице.
Шоира притаилась у двери, не смея высунуться наружу. Сердце от страха выскакивало из груди. Ну почему, почему она замешкалась и не успела вовремя выскользнуть из этого странного дома?! Вовремя! В темноте! Как часто тут делают обход? Она спустилась на цокольный этаж и осторожно посмотрела в маленькое половинчатое окошко. Оттуда ей были видны лишь ноги удаляющегося солдата.
Вскоре шаги послышались вновь – пограничник возвращался на свой пост. Надо засечь время – сколько раз, и с каким интервалом он ходит туда и обратно. А ей теперь торопиться не стоит, лучше уж подождать, иначе запросто можно нарваться… И не мешало бы подкрепиться – второй день ничего не ела. Вдруг в заброшенном доме остатки съестного найдутся? Какие-нибудь консервы… Где тут у них кухня или кладовая на крайний случай? Но взгляд натыкался лишь на голые стены.
Маленькую кухню она обнаружила на первом этаже, куда поднялась из полуподвала по широким деревянным ступенькам. В холодильнике было шаром покати, не считая остатков заплесневелого сыра, который хозяева забыли выбросить второпях. Зато на подвесных полках нашлось кое-что съедобное: пара пачек спагетти, банка оливок и упаковка несладкого крекера.
Однако включить плиту, чтобы вскипятить воду и сварить макароны, не получилось. Электричества не было, да и самой воды тоже. Пришлось всухомятку жевать пресные сухарики и заедать их чересчур солеными оливками.
Наскоро перекусив, Шоира снова заняла наблюдательный пост у окна. Не прошло и пяти минут, как она услышала стук ботинок, а затем увидела пограничника. Теперь можно было сделать нехитрый подсчет. Значит, так: примерно десять минут она провела на кухне, плюс еще семь-десять – возле окна, итого получается около двадцати. За это время можно добежать… Непонятно только, в какую сторону…, чтобы выбраться из города. Еще неизвестно, где у часового пролегает маршрут. А если пограничный пост где-то рядом, и ее сразу заметят? Ее схватят, как только она выйдет из дома… Немного поразмыслив, Шоира решила снова дождаться темноты, чтобы не рисковать.
От нечего делать, она отправилась «на разведку» на второй этаж. Ступала тихо, как вор… Под ногами вдруг что-то оглушительно хрустнуло – оказалось, наступила на целлулоидную куклу. Тут, похоже, была когда-то детская… В полутьме Шоира разглядела две кроватки, низкий шкаф для одежды и повсюду разбросанные игрушки…
– Бедняжка, я оставила тебя без руки», – прошептала девушка, осматривая искалеченного каблуком пупса с пластмассовыми ярко-рыжими волосами. – Боже, как ты похожа на Машку…
***
После исчезновения подруги жизнь стала совершенно невыносимой. Она всегда знала, что все эти поездки, так называемые «гастроли», могут плохо кончиться. Но никогда, даже в страшном сне, не представляла себе, что Машки не будет рядом.
Их первый вояж в Сингапур закончился благополучно. Правда, смутные сомнения зародились уже вовремя выступлений. В залах всегда было полутемно, и публика странная – одни мужчины. После концертов в гримерную вламывались какие-то типы и осматривали девчонок, словно лошадей на продажу. Но Елена, которую Софья Михайловна назначила старшей, успокаивала:
– Ничего страшного, это продюсеры…, импресарио, хотят контракты продлить…, и «товар» лицом, так сказать, посмотреть, пощупать. Есть шанс разбогатеть и карьеру сделать. Так что терпите.
При отъезде, уже в аэропорту, вдруг не досчитались двух девочек. Шоира не сразу заметила их отсутствие, так как все без исключения конкурсантки проспали после долгого ночного выступления. Собирались в спешке. Суетливо покидали в чемодан вещи и полусонные ввалились гурьбой в автобус.
– Не волнуйтесь, Света и Катя заболели, пришлось их утром срочно госпитализировать, – объяснила Елена, когда остальные сгрудились на терминале, заполняя декларации. – Медицина тут на самом высоком уровне. Врачи говорят, что быстро поправятся и смогут вернуться в Москву уже через неделю.
И тогда никому такое объяснение не показалось подозрительным. Оно было простым и естественным. В Сингапуре в то время разбушевался сезонный грипп, и многие в их группе чихали и кашляли.
Однако ни Света, ни Катя, так и не появились больше на занятиях в московской школе.
– Не беспокойся, детка, – сказала Шоире Софья Михайловна спустя два месяца, – твои подружки живы и здоровы. Звонили мне, звонили. Но, к сожалению, решили бросить танцы. Поэтому больше и не приходят.
– А дайте мне, их телефоны, пожалуйста.
– Ты что мне не веришь?! – обиделась директриса
– Просто хочу пообщаться. Может, удастся уговорить их вернуться в кружок.
– Спасибо. Спасибо, детка… Только… Только Света сказала, замуж собирается, что ли… Телефон у нее, наверняка, уже сменился. А Катин – поищу, конечно же, поищу…
Через неделю Шоира напомнила о своей просьбе.